От боевого духа и твердости бойцов на поле боя во многом зависит успешный исход военных сражений. В современных армиях нужный настрой солдатам дают не только идеологи и командиры, но и психологи. Именно к таким относятся Наталья Шапошник, координатор групп экстренного реагирования психологической службы в зоне АТО и военный психолог Андрей Козинчук.
Они рассказали Цензор.НЕТ о том, какая главная опасность ждет воинов в первом бою, чем современная ситуация отличается от войны в Афганистане, какие слова говорят психологи на передовой и почему не настраивают армию на победу.Сегодня «Украинская ассоциация специалистов по преодолению последствий психотравмирующих событий» насчитывает около 500 военных психологов со всей Украины, которые работают в разных направлениях на фронте и в тылу. А «выросла» она из Психологической службы Майдана. Психологи молчат о том, в каких именно подразделениях они работают, дабы не нарушать профессиональную этику. Но не для записи говорят, что стараются охватить как можно больше частей.
Их штаб находится в известном здании на Трехсвятительской, 7 - «завоевании революции». С зимы он в руках кризисной медицинской службы. Андрей пришел на интервью в военной форме и берцах - на прошлой неделе его мобилизовали в батальон специального назначения «Киевщина» при МВД Украины. После учений он выезжает на фронт. Однако, уверен, что его работе психолога это не помешает, даже наоборот:
Андрей: У меня был шкурный интерес. Я ходил по военкоматам, просил меня призвать. Два месяца меня игнорировали. Вот наконец-то мобилизовали. Я буду иметь то, что не будут иметь мои коллеги - смогу видеть динамику и в дальнейшем буду важным носителем информации. Ведь после АТО я намерен уволиться и дальше сотрудничать на реабилитацию воинов. Так что я сразу заявил, что моя работа с нашей ассоциацией не прекращается.
- В Украине мизерно мало военных психологов, как же вам удалось наладить работу за такое короткое время?
Наталья: К этой ситуации мы готовились с марта месяца. Весной еще не знали, как это будет выглядеть и какие масштабы приобретет. Тогда мы не представляли, что будем работать на настоящей войне, а подбирали и готовили людей к кризисной работе в зонах конфликтах - терактов, локальных столкновений. Таким образом, разрабатывали проект «группы экстренного реагирования», и в мае начали работу по психологическому обеспечению формирующегося батальона Нацгвардии и других частей. Параллельно с этим создавались мобильные группы психологов для выезда в район боевых действий. Мы вначале работали с мобилизованными и заранее договаривались с отдельными частями, что последуем за ними и будем поддерживать их «в поле».
"НЕЛЬЗЯ СКАЗАТЬ, ЧТО МАЙДАН И СЕГОДНЯШНЯЯ ВОЙНА ИДЕНТИЧНЫ "
- Кто именно работает в группах экстренного реагирования?
Наталья: Каждая группа состоит из трех психологов, прошедших специальную подготовку. Потому что мало быть хорошим специалистом с множеством сертификатов. Мы преодолеваем определенный барьер, отделяя свою идентичность кабинетных психотерапевтов от роли кризисного психолога. А ниша такой деятельности в Украине практически отсутствовала. К концу Майдана у нас уже была собственная модель кризисной помощи и реабилитации. Сейчас мы ее используем для АТО. Кроме того, по окончании Майдана к нам приехало много иностранных специалистов по кризисной помощи и травмотерапии, которые дали несколько серьезных курсов и тренингов. Были американцы, грузины, словаки и россияне, израильтяне проводили семинар.
Андрей: Иностранный опыт очень важен, но все-таки основу составили знания и практические навыки, полученные нами на Майдане. Нельзя сказать, что Майдан и сегодняшняя война идентичны, но есть общие принципы и стратегия. Хороший психолог - это тот, кто выдает результат, а не бумажку. Вот как раз те специалисты, которые показали хороший результат на Майдане, теперь показывают его в зоне АТО.
Нам было тяжело себя зарекомендовать, потому что мы являемся общественной организацией. Когда мы сказали «здравствуйте, мы психологи», хорошо показавшие себя на Майдане, нас не признали в Минобороны. А мы хотели работать в зоне АТО непосредственно, потому, что согласно опыту ведения боевых действий во Вьетнаме и Израиле, очень важно, чтобы психологи работали именно на передовой. Чем больше такой работы, тем меньше будет в последствии проявления посттравматических стрессовых расстройств. Трезво мы понимаем, что проблемы будут, но дело в масштабах. Уже сегодня мы можем их уменьшить.
Тогда, не зная нас, министерство не могло взять на себя ответственность приобщить к АТО нас - тогда еще непроверенных людей. Мы съездили в несколько поездок на передовую самостоятельно.
Только когда увидели наш результат, мы стали востребованными. Командиры подразделений начали требовать у министерства: «Приезжали психологи, но мало, нужно еще». Теперь мы официально по договору работаем со всеми силовыми структурами. Работаем уже по нескольким направлениям: период подготовки в подразделении, период выезда, непосредственно участие в АТО, ну и главное - реабилитация. Это нас еще ждет впереди.
«ВОЕННЫЙ ПСИХОЛОГ НЕ ИМЕЕТ ПРАВА ПАНИКОВАТЬ»
Наталья: Очень много теплых слов могу сказать о социально-психологическом центре Минобороны. Там мы встретили прогрессивно мыслящих людей, которые со своей стороны инициировали создание психологической службы. А поскольку мы параллельно развивали свой проект, то в какой-то точке мы пересеклись и продолжаем плодотворно сотрудничать.
Андрей: Но их очень мало по соотношению к количеству людей, призванных в зону АТО.
- А если посчитать и вашу организацию, психологов хватает?
Андрей: Скорее всего, нет. Но мы будем брать не количеством, а качеством. Поэтому не делаем наборы всех желающих психологов. Лучше возьмем одного подготовленного человека, чем пятерых без подготовки.
Наталья: Это должен быть человек эмоционально устойчивый, который умеет восстанавливать свой психологический ресурс.
Андрей: Приведу пример. Приезжает специалист на передовую, случайно оказывается, что это зона обстрела. Военный психолог не имеет права паниковать, хотя все мы люди - всем страшно. И если самый профессиональный психолог со всеми сертификатами мира начнет паниковать - он причинит только вред тем, кто на него смотрит. Психолог - авторитет, и солдаты не согласятся с таким психологом работать. Ведь в Украине и без того к психологам скептическое отношение, мол «Чего я пойду к психологу? Я же не больной!». А своим паническим поведением один человек может перечеркнуть все усилия других психологов.
Сейчас, слава Богу, или, наоборот, к сожалению, наша профессия востребована. Есть информация, что все клинические больницы и госпитали делают заявку на психолога в штате. Потому что виден результат: психолог поработал - и часть проблемы лечащего врача уходит. Раньше в Вооруженных силах все лежало на командире. Теперь психолог - инструмент в руках командира.
- Для меня стало сюрпризом то, что вы работаете не только с военными на передовой, но и принимаете участие в подготовке мобилизованных. В чем она состоит?
Наталья: Мы должны людей подготовить к тому, с чем они могут столкнуться. Рассказываем, какие могут быть реакции на стресс, что такое боевая травма. На нашем профессиональном жаргоне такая профилактика называется психоэдукацией. Человек иногда сам неправильно оценивает свои реакции и теряет контроль над собой. Мы должны пояснить, что весь спектр реакций - это нормальное свойство нашей психики, с индивидуальными различиями. Люди обучаются техникам самосовладания и волевой саморегуляции.
«В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ БЫЛ МОНОЛОГ КОМАНДИРА, А СЕГОДНЯ ЭТО ДИАЛОГ С СОЛДАТОМ»
Андрей:
Если человек знает все возможные реакции на стресс, он, таким образом
повышает сопротивляемость психики. Ведь кроме психологической может быть
и очень неприятная физиологическая реакция. Пройдя подготовку, боец
будет знать, что такая реакция нормальна. Мало того, он может помочь
своему товарищу, который не смог побороть панику, и оказать тому первую
психологическую помощь.Отдельно уделяем внимание работе с командирами. Объясняем, какие возможные реакции подчиненных могут быть. Как поощрять или наоборот наказывать. Это необходимо, потому что очень много мобилизованных командиров, служивших еще при Советском Союзе. С тех пор форма общения с подчиненными поменялась. Мы говорим о степени важности диалога, потому что в СССР был монолог командира.
Наталья: На групповых занятиях и индивидуальных беседах мы помогаем каждому освоить свою роль - солдата и командира. Проводим психодинамические группы, в которых в режиме свободной дискуссии люди обмениваются своими сомнениями, тревогами, недовольствами и приходят к общему мнению. Тем самым, формируется воинский коллектив, т.к. бойцы имеют возможность раскрыться и сблизиться.
Андрей: Люди приходят из совершенно иной среды. А там такие личности!... Дизайнеры, инженеры, менеджеры по продажам, предприниматели, журналисты. Они зачастую абсолютно филонят в военной подготовке. Мы объясняем, насколько важно уверенно овладеть оружием и техникой. Человек, овладевший оружием, психологически стойкостью выше, чем сомневающийся в себе. Даже если он и не до конца овладел, но чувствует себя уверенно, эффективность его будет выше, чем профессионально владеющего оружием, но при этом уверенного в том, что все плохо.
Также мы обучаем военных простым методам саморегуляции, которые на физиологическом уровне нейтрализуют стресс. Это самое элементарное: научить человека правильно дышать, ходить, лежать и даже пить воду…
- Зачем психологу учить бойца пить воду?
Андрей: Дело в том, что во время боя они могут либо забыть ее пить, либо пить слишком много, растрачивать запасы. Поэтому еще на этапе подготовки мы разъясняем, сколько воды в сутки нужно и как ее правильно пить.
«ПОСЛЕ ПЕРВОГО БОЯ У СОЛДАТ МЕНЯЕТСЯ СИСТЕМА ЦЕННОСТЕЙ»
- Какие главные опасности ждут солдата на передовой?Андрей: Большое значение имеет первый бой, он самый опасный. То, как человек перенесет первый бой, является очень важным для последующего. Часто бывает так, что первый бой - это не прямое противостояние, когда ты видишь противника, а противник видит тебя. Это может быть просто обстрел артиллерией. И важно не как боец войдет в первый бой, а как из него выйдет.
До этого мы рассматриваем любое подразделение, как малую социальную группу. У них могут быть мелкие ссоры: кто-то взял чужое полотенце, кто-то назвал другого неправильно по позывному. То есть, мелкие бытовые конфликтики. А после первого боя у солдат меняется система ценностей. Им уже не важен цвет тельняшки, дисплей мобильного телефона, сережки от «Тиффани» для жены или любовницы. Важно уже выжить, отомстить, если были погибшие, поразить противника огнем - самые базовые для войны вещи. Их сознание переходит в режим войны. И пищу солдаты принимают осознанно уже не для вкуса, а для того, чтобы поддерживать себя. Занимаются спортом или овладевают техникой для эффективного боя, а не для удовольствия. То есть для нас важно и поддерживать это военное сознание во время войны, и вывести их из этого состояния после окончания АТО, чтобы ввести их назад в социальную сферу.
«СНАЧАЛА НАШИ ВОИНЫ БЫЛИ ЗАЦИКЛЕНЫ НА ПОБЕДЕ, А СЕГОДНЯ МНОГИЕ ВОСПРИНИМАЮТ ЕЕ, КАК СРЕДСТВО»
- Но о последующей реабилитации бойцов вы все же думаете?
Андрей: Мы ставим задачи по потребностям. Понимаем, что в будущем нужно будет заниматься реабилитацией. Уже сейчас есть специалисты, работающие в этом направлении. И мы пишем стратегию, которую затем нужно будет согласовать с министерствами. Это будет новая уникальная система, не имеющая аналогов. Потому что даже американская система нам не подходит, так как США проводят боевые действия не на своей земле. А мы воюем на своей земле, так сказать, очищаем ее. Это важный фактор. Израильская система чуть ближе, но тоже не то. Потребуются помещения для реабилитационных центров и амбулаторий.
Мы настраиваем бойцов, что после победы, которая под сомнение даже не идет, нужно будет заново социализировать себя. То есть мы их настраиваем не на победу, а на построение страны и нового общества, на открытую перспективу, а не возвращение к прежнему жизненному циклу. Нам важно, чтобы они пришли, обняли, поцеловали близких и начали жить дальше. С Победы все только начинается. После Второй мировой была похожая ситуация: мол, мы победили, а теперь нужно отстраивать. Только в нашем случае речь идет не о предприятиях, а о новом обществе с новыми ценностями. Сначала наши воины были зациклены на победе, а сегодня уже многие начинают вспоминать о незаконченных делах дома и воспринимают победу не как цель, а как средство.
- Реабилитация военных по окончании войны будет занимать больше года. Думаете, они захотят столько времени работать с психологами?
Андрей: Речь не идет о стационаре и не только о психологах. Это в общем социальная адаптация: и юридические аспекты, и трудоустройство. Мы будем выполнять свою часть работы. Уже сейчас у нас существует отдельное направление по работе с семьями военных, в том числе семьями погибших.
Наталья: Нам удалось создать пункты нашей организации в 19 областных центрах благодаря Майдану. Эти местные группы мгновенно подключаются к реабилитации.
«ОЧЕНЬ ВАЖНО ДЛЯ ИЗБЕЖАНИЯ « ВОЕННОГО СИНДРОМА» ТО, КАК ОБЩЕСТВО ВСТРЕТИТ ВЕРНУВШИХСЯ С ФРОНТА»
Андрей:
Это действительно высшая степень блаженства, когда на передовой
работаешь с каким-то мальчиком, он заявляет, что есть проблема с семьей.
Обращаюсь к нашей группе: такая-то область, нужна такая-то работа. И
буквально через час практически в любой местности мы можем найти
психолога, который соглашается поработать с семьей и с самим бойцом
после возвращения. То есть мы можем дать моментальный результат. Я бы
хотел, чтобы после победы такого рода службы не прекращали свою
деятельность.- Существует мысль, что «военный синдром» этой войны будет гораздо тяжелее афганского. Почему?
Наталья: С этой идеей я не согласна в корне. Последствия будут зависеть от того, с чем мы выйдем из этой истории. Афганский и вьетнамский синдромы были такими тяжелыми потому, что это были проигрышные войны. Они закончились мало того, что поражением, но и обесцениванием и дискриминацией тех, кто в ней участвовали. У нас же война освободительная, мы защищаем свою независимость, свою землю, свои ценности. Степень травматизации будет зависеть от того, насколько нам это удастся, то есть от успешности кампании и оправданности всех жертв, а также от отношения государства к защитникам. И от серьезных реформ в нашей стране, уверенности в ее послевоенном процветании, возвышении - иначе никак. Известный военный психолог Леонид Китаев-Смык назвал посттравматическое стрессовое расстройство синдромом мести. Я абсолютно согласна. Так называемые «военные синдромы» - это во многом - стыд и незавершенность желаемого результата.
"НУЖНО ПОСЫЛАТЬ В ЗОНУ АТО СПИСАННЫЕ ЖУРНАЛЫ О РЫБАЛКЕ, ОХОТЕ, АВТОМОБИЛЯХ, ГДЕ НЕТ ПОЛИТИКИ"
Андрей: Также очень важно для избежания этого синдрома то, как общество встретит вернувшихся с фронта военных и как будет им помогать. Сейчас наше общество показывает хорошую помощь. Ведь жертвуют не только деньги. Бывают просто невероятные случаи. Недавно позвонили две библиотекарши, сказали, что у них нет денег вообще (что логично, зарплаты то маленькие). Но они днями и ночами у себя в библиотеке шьют украинские флаги. Спрашивали, чем еще могут помочь. Мы посоветовали посылать в зону АТО списанные журналы о рыбалке, охоте, автомобилях, где нет политики, чтобы военные могли переключиться хотя бы на 15 минут. И все незамужние работники библиотеки на своих фотографиях на обратной стороне написали письмо и оставили свой номер телефона. Это также повысит боевой дух.
- Даже удивительно, что психологи, которые работают с бойцами, думают о настрое мирных жителей!
Наталья: Во всех учебниках написано, что успешность любой военной кампании в первую очередь зависит от широкой социальной поддержки, когда совпадают цели и смыслы у народа и у армии. Каждый человек в тылу должен сознавать зависимость его собственного будущего от того, что происходит сейчас на фронте, просыпаться с единой мыслью: «Что я могу сегодня сделать для армии?».
Андрей: Замечательный пример. Есть молодой мальчик-дизайнер, который очень рвался воевать. Но, глядя на него, любому было понятно, что «горе й лихо» будет с ним на передовой. А он отличный дизайнер-компьютерщик. Мы попросили его сотрудничать с несколькими воинскими частями, разрабатывать идеологические постеры и картинки. И сегодня он максимально эффективно задействован в этом деле и реализовался в помощи армии. При том, что у него не много денег, потому что он начинающий специалист. Но помощь его огромна. А вот на передовой он реально мешал бі и физически и психологически.
- Вы работали с военными, чей выбор не принимают родственники и близкие?
Андрей: В основном, это конфликт призванных и добровольцев с Донбасса. Их часто недопонимают, не слышат, а иногда и не слушают. Однако есть и позитивный момент. На фронте человек с Донбасса открывает не только новую сферу общения и друзей, но и самого себя. Оказывается, там ему говорили, что он неудачник, а здесь он открывает свои способности. Или тоже интересно: человек, который был предпринимателем, оказался прекрасным фаготчиком (противотанковые ракетные устройства. - ред.). Раньше они могли быть успешными, но не были востребованы и счастливы, как здесь. И они понимают, что еще не понятно, нужно ли возобновлять прошлые связи. Они осознают, что можно меньше зарабатывать, но быть счастливым, уже сейчас заявляют, что будут продолжать военную деятельность после АТО.
«НАШЕ ОБЩЕСТВО СИЛЬНО ОТСТАЕТ ОТ ТЕХ, КТО НА ПЕРЕДОВОЙ »
Уже
сейчас военные задумываются о том, что будет дальше. Они говорят: «Нам
все равно, будем ли мы называться европейской страной, главное, чтобы мы
были страной культурной. Если это сходится с европейскими ценностями -
ура. Но не название главное».Наталья: Сейчас наше общество сильно отстает от тех, кто на передовой. Там сейчас формируется авангард нации. Была «революция достоинства», а сейчас идет «война достоинства». Людей, возвращающихся с фронта, травмирует то, что они психологически уже не совпадаю с жизнью, из которой они вышли. Они, незаметно для себя, изменились, и важно понимать, что так, как было, уже не будет. Они не просто вернутся, а они будут создавать новую жизнь, камня на камне не оставят от той системы отношений, которая еще недавно существовала.
Андрей: Это видно даже на мелких примерах: «Ты куда окурок бросил?! Ты что, сепаратист?! Будь любезен, подбери». Они уже не позволят себе дать или взять взятку, потому что не за то он кровь проливал. Они не хотят идти в политику, но я уверен, что окажут толчок в развитии Украины. Мы не должны отставать от них, нужно создавать почву для них, когда они вернутся.
- Вероятно, бойцы родом с Донбасса особенно переживают о восстановлении…
Наталья: У добровольцев из Донбасса самая высокая мотивация. Они воюют более осознанно, может быть, потому что война идет в прямом смысле в их домах. И их мотивы созидательны, они хотят, чтобы на их земле поменялась жизнь, они не хотят «совка».
Андрей: Мы тут действительно столкнулись с феноменом. Бойцы родом с Донбасса, воюющие за Украину, созидательные. А те, кто остались по другую сторону баррикад, тоже заявляют, что защищают свои дома. Но их действия деструктивны, идут наперекор логике. Их не интересует, как жить, развиваться. Я несколько раз общался с ними, слышал фразы типа, что Львов - это исчадие ада. Я спрашивал: «А вы там были, хотя бы на экскурсии?». Конечно же, они там не были.
Общался с местными очень мало и очень редко. Но они не знали о том, что я психолог. Для меня это было интересно. В общении с местными я в какой-то момент понял, что уже перестаю быть военным психологом, а подключаю не научные, а личностные мотивы, меня захлестнут эмоции, которые будут только мешать.
- Выезды «в поле» вы финансируете самостоятельно?
Наталья: В работе групп экстренного реагирования нам помогают партнеры, оплачивают элементарную экипировку и дорожные расходы. Работу с подразделениями, выведенными на ротацию, мы пока проводим за собственный счет. А такой работы очень много, она связана с поездками, иногда за 100 км, так как воинские части разбросаны в пределах областей. Речь не идет о заоблачных суммах, а об об элементарном проезде, средствах связи. Будут реабилитационные мероприятия, для которых нужны краски, пластилин и другие инструменты для творчества, информационные материалы и прочее.
Андрей: Также нужна форма. Одно из требований, чтобы психолог был одет в форму. Тогда будет нормальное восприятие. Потому что если на войну приедет девочка в шелковом платье - вся терапия сведется на нет.
Координаты для помощи ГО « Українська асоціація фахівців з подолання наслідків психотравмуючих подій »:
Код ЄДРПОУ 39188299
р/р 26009011266347 - UAN
26005011266589 - EUR
26004011266557 - USD
у ПАТ "Урсоцбанк" МФО 300023
р/р 260022069901
в Интеграл-банк МФО 320735
Джерело
Немає коментарів:
Дописати коментар