ПРЕДЕЛЫ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

18.07.2013, Каринэ Геворгян

Эссе

Прежде всего скажу, что обозначенную тему я считаю актуальной и ставлю перед собой следующие задачи. Показать, что
– с распадом СССР ситуация в мире стала развиваться в соответствии с парадигмами, несовместимыми с феноменом жизни.
– При этом шел процесс изменения механизмов управления и реконфигурации управляющих субъектов.
– Теоретические положения глобализации не отвечают системному и целостному анализу реальности.
– Все вместе способствует катастрофической мультипликации сложности, которая может накрыть мир по принципу домино. Возникает риск большой Смуты – войны всех против всех.
С целью рассмотреть альтернативный этому сценарий я постараюсь изложить свой взгляд на генезис происходящего ныне.

Когда немолодым человеком овладевает внезапная тревога, он хватается за сердце. А вот один маленький мальчик сделал свой первый самостоятельный шаг и, не найдя руки взрослого, схватился за голову. И пошел. Так и у меня было два побудительных мотива для творчества: тревога за будущее моих потомков и жажда поиска ментальных точек опоры. Если бы с миром и проектом «Человек» ничего особенного не происходило, меня вполне устроил бы адрес: «Башня из слоновой кости». Мое субъективное видение картины мира может быть интересно лишь тем, кто, как и я, избрали жизнь, чтобы жить[1] в этом мире, переживающем постнеклассическую научную (о ней см. ниже), информационную и биотехнологическую революции на фоне климатических и социальных сдвигов и трансформации культурных кодов. Несмотря на, что греха таить, интеллектуальную жажду, я предлагаю видение, а не концепцию. Концепции призваны удовлетворять интеллектуальную жажду новизны, а я – кустарь–одиночка и на большие заслуги не претендую.

Главным делом жизни вашей
Может стать любой пустяк.
Надо только твердо верить,
Что важнее дела нет.
И тогда не помешает
Вам ни холод, ни жара,
Задыхаясь от восторга,
Заниматься чепухой.
(Г. Остер)

Эта оберегаемая от рефлексирования витальность – «мой маленький плот» (помните такую песню Виктора Лозы?), на котором я рискую отправиться в странствие к неизведанному, оставив на берегу тех, кто с концами ушел в игру, похожую на муравьиную карусель[2]. Потому что моей витальности необходима свобода, а она, как написал Гегель, «есть лишь там, где не было бы ничего, что не было бы мною самим». Может, кому–то и кажется, что ему удалось поймать меня сачком, наколоть, как бабочку и вивисекторски редуцировать мою личность. Нет. Он тратит силы на муляж иллюзии, а я, как игривый Джуан Цзы, порхаю, и даже не над его головой. Жизнь, ведь, как считает Дильтей[3], трудно «схватывать» в понятии, потому что она не поддается интерпретации, анализу–синтезу. Распространенный критический подход создает ловушки. Как считал Г. Гурджиев, невозможно понять уровень бытия познающего. Как мы отвечали во дворе на брошенное нам оскорбление «дурак!»: «Кто так обзывается, тот сам так называется!»
Самонадеянно? Чудаковато? Пусть. Еще учитель Карла Ясперса по Гейдельбергскому университету К. Вильманс говорил, что в современном обществе «…так называемая нормальность не что иное, как легкая форма слабоумия. “Общество высоко ценит своего нормального человека. Оно обучает детей потере самих себя и превращению в нелепых и таким образом нормальных людей”. И они жестоки по отношению к тем, кто не желает входить в их сообщество. “Иного”, а уж тем более слабого “иного”, они запросто могут свести с ума. Главное – постоянно усиливать в человеке сомнение в достоверности его чувств, обоснованности мотивов поведения и эмоциональных реакций; если удастся подавить его волю к поступкам, взрастить в нем отчуждение и недоверие к людям – он обречен».
Абрахам Маслоу: «То, что принято считать нормой, есть усредненная психопатология».
А Преподобный Антоний в ранние века христианства говорил: «Приходит время, когда люди будут безумствовать, и если увидят кого не безумствующим, восстанут на него и будут говорить: “Ты безумствуешь”, – потому что он не подобен им».
Меня не смущает моя субъективность (впрочем, я ею и не горжусь), потому что, да, я хочу сохранять субъектность, строить с миром субъектно-объектные и субъектно-субъектные отношения. И потому меня не особо затрагивает «кризис идентичности в современном мире». Я испытываю к нему «энтомологический» интерес.
Как–то, размышляя о пьесе «Дядя Ваня», Чехов писал, что хочет показать, как «на сцене люди обедают, пьют чай, а в это время рушатся их судьбы...».
Если кому–то представляется, что мое обращение к источникам носит случайный характер, а сами они вторичны, я не обижусь. Потому и не занимаюсь наукой, будучи научным редактором, что усидчивости и драйва не хватает, чтобы заняться систематизацией собственных знаний. Что-то читала, что-то изучала, что-то забыла, что–то сегодня почему-то нравится… Признаю: и в моей голове есть «органчик», как у салтыково–щедринского городничего. Кстати, упомянутая выше информационная революция с ее магией всемирной сети немало способствовала размыванию и деформациям субъектности. Кроме того, не доверяю я тому положению, что знание существует внеличностно. Так что – Dasein[4]!
Чтобы совсем уж оправдать себя, сошлюсь на двух авторов.
С.С.Аверинцев: «…нас не интересуют умственные игры. Нас интересует вопрос сам по себе, непременно требующий от нас определенной меры наивности. Иначе обсуждение вещей духовных и жизненных рискует превратиться в интеллектуальный парад[5]».
А вот что высказал в эссе «Три типа людей» Г.К. Честертон: «Умники забывают, что необразованности нередко присуща тонкая интуиция невинности».
Ну и – немного поэзии.

Н.Заболоцкий:
Я разве только я? Я – только краткий миг
Чужих существований. Боже правый,
Зачем ты создал мир, и милый и кровавый,
И дал мне ум, чтоб я его постиг!

Часть первая
В КАКОМ МИРЕ ЖИВЕМ? ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА
Итак, мы живем в эпоху глобализации[6] и глокализации. 
Будем проще (я ерничаю), ограничимся доступными определениями из статей Википедии.
Глобализация представляет собой процесс втягивания мирового хозяйства, совсем недавно понимаемого как совокупность национальных хозяйств, связанных друг с другом системой международного разделения труда, экономических и политических отношений, в мировой рынок и тесное переплетение их экономик на основе транснационализации и регионализации. На этой базе происходит формирование единой мировой сетевой рыночной экономики – геоэкономики и её инфраструктуры, разрушение национального суверенитета государств, являвшихся главными действующими лицами международных отношений на протяжении многих веков. Процесс глобализации есть следствие эволюции государственно оформленных рыночных систем.
Основным следствием этого является мировое разделение труда, миграция (и, как правило, концентрация) в масштабах всей планеты капитала, рабочей силы, производственных ресурсов, стандартизация законодательства, экономических и технологических процессов, а также сближение и слияние культур разных стран. Это объективный процесс, который носит системный характер, то есть охватывает все сферы жизни общества. В результате глобализации мир становится более связанным и более зависимым от всех его субъектов. Происходит как увеличение количества общих для группы государств проблем, так и расширение числа и типов интегрирующихся субъектов.
А что, Рим эпохи принципата «рисовал» отличный от этого проект? Только «тянут» ли элитные страты в разных частях мира на современный «Рим», вот в чем вопрос.
Термин «глокализация» предложен английским социологом Роландом Робертсоном. Глокализация – это диалектический процесс взаимодействия локального и глобального, это не только смещение глобальных процессов на уровень локальных (то есть их локализация, например, формирование отдельных национальных стандартов по международному образцу), но и выход локальных процессов на глобальный уровень (их глобализация, то есть превращение в глобальные процессы). В основе глокализации лежит идея децентрализованного и «справедливого» мира. Модели глокализации разрабатываются с опорой на сетевые формы самоорганизации и межкультурную коммуникацию. Первая глокальная организация – Glocal Forum, образована в 2001 году. Ее цель – ускорение мирового развития через развитие местностей и повышение внимания к локальным проблемам. Сейчас, по мнению специализирующихся в данной области авторов, происходит смыкание тенденций к глобализации и к локализации.
Скажите, можете ли вы разглядеть за этими двумя определениями историю прошедших двадцати пяти лет с их
– поиском бозона Хиггса[7] в ЦЕРНе и всей историей, связанной с Перельманом и его доказательством гипотезы Пуанкаре,
– всем драматизмом распада СССР и Югославии[8],
– изменением культурного ландшафта европейских городов в связи с наплывом мигрантов,
– «финансово-экономическим кризисом»[9],
– одеждой, срисованной с иллюстраций из старого учебника психопатологии,
– «арабской весной»,
– флэшмобским феноменом и прочим,
– а главное, дают ли эти определения возможность понять, почему политические процессы и экономические решения обусловлены чьим-то идейным или силовым диктатом в соответствии с провозглашенными ценностями?
Цитата: «Когда жизнь, упорно не желающая становиться теплицей, в которую ее упорно пытаются переделать где-то с начала Нового времени, вновь превратится в пространство для неизбежной встречи с Богом и смертью, страданием и вечностью, одиночеством и тайной, жестокостью и чудом, не считаясь при этом ни с Декларацией прав человека, ни со священным принципом политкорректности, она не станет от этого хуже, она станет нормальнее, она станет тем, чем и должна быть». (Андрей Серегин «ПРЕДИСЛОВИЕ К БУДУЩЕМУ. Заметки на полях двадцатого века» – «Новый мир», №6, 2000)
Нет диктата? Пир многополярности, толерантности и полный консенсус, как «вечная музыка»?[10] Не опасайтесь, я не окунусь в теорию заговора. Хотя трудно изучать историю, игнорируя заговоры и сговоры, и отрицать их – такой же абсурд, как и всё истолковывать ими. Буду осторожна: современные управленческие модели созрели в «западных» головах, и сколько бы в оппонирующих этим головам других «западных» головах ни рисовались эсхатологические сценарии для самого Запада (Европы и США)[11], другие цивилизации с их универсалиями оказываются неуспешными в попытках навязать всему миру свои представления. Оговорюсь, что при этом самым распространенным является подход, согласно которому основой европейской цивилизации являются греческая мудрость, римский порядок и иудейский дух. Иными словами, зороастрийское влияние, трансформировавшее архаический иудаизм, а также вытекающий из зороастризма парфянский митраизм, столь популярный в римской армии, и уж разумеется митраизм в его армянской версии – и рядом не стояли. Вот мнение о западном человеке подзабытого русского мыслителя, отнюдь не моего кумира.
А.И. Герцен «Былое и думы», часть четвертая, гл. XXIX:
«Оконченная, замкнутая личность западного человека, удивляющая нас сначала своей специальностью, вслед за тем удивляет односторонностью. Он всегда доволен собой, его suffisance нас оскорбляет. Он никогда не забывает личных видов, положение его вообще стесненное и нравы приложены к жалкой среде.
Я не думаю, чтоб люди всегда были здесь таковы; западный человек не в нормальном состоянии – он линяет. Неудачные революции взошли внутрь, ни одна не переменила его, каждая оставила след и сбила понятия, а исторический вал естественным чередом выплеснул на главную сцену тинистый слой мещан, покрывший собою ископаемый класс аристократий и затопивший народные всходы. Мещанство несовместно с нашим характером – и слава Богу!
Распущенность ли наша, недостаток ли нравственной оседлости, определенной деятельности, юность ли в деле образования, аристократизм ли воспитания, но мы в жизни, с одной стороны, больше художники, с другой – гораздо проще западных людей, не имеем их специальности, но зато многостороннее их. Развитые личности у нас редко встречаются, но они пышно, разметисто развиты, без шпалер и заборов. Совсем не так на Западе.
С людьми самыми симпатичными как раз здесь договоришься до таких противуречий, где уж ничего нет общего и где убедить невозможно. В этой упрямой упорности и непроизвольном непонимании так и стучишь головой о предел мира завершенного.
Наши теоретические несогласия, совсем напротив, вносили более жизненный интерес, потребность деятельного обмена, держали ум бодрее, двигали вперед; мы росли в этом трении друг об друга и в самом деле были сильнее тою composite артели, которую так превосходно определил Прудон в механическом труде».
Да, вот так! Уложил западного человека в Прокрустово ложе и поставил точку. Произвольная редукция, убого[12], но, согласитесь, в целом подметил талантливо. Все же сам пресловутый «западный человек» еще критичен.
Сергей Земляной о книге Кристофера Лэша «Восстание элит и предательство демократии» (М.: Логос & Прогресс, 2002):
«Выход в свет книги известного американского исследователя Кристофера Лэша (1932–1994), автора таких научных бестселлеров, как “Мир наций”, “Культура нарциссизма” и др., является событием столь же знаковым, сколь и запоздалым. Знаковым потому, что позволяет осуществить хронологическую привязку отечественного либерализма, который-то и доморощенным нельзя назвать невозбранно: в свете этой работы выясняется с картезианской очевидностью, что самое место ему – в музее, рядом с плачущим большевиком, или в камере хранения давно забытых вещей».
Когда-то Сталин разобрался с Троцким, как повар с картошкой. Тем не менее, идея перманентной революции просочилась в советскую действительность в 1967 году под видом песни на стихи Юрия Каменецкого (музыка Вано Мурадели):
Бьёт набат, бьёт набат Интернационала,
Пламя Октября в глазах бойца.
Есть у Революции начало,
Нет у Революции конца!
Миру мы несём рассвет Вселенной,
Нашей правды светлые слова.
На Западе тогда троцкизм был в большой моде. Многие из тех, кто был его адептом в юности, пришли к власти в начале 1990-х, провозглашая ценности глобализации. Но я не верю этим поэтическим заклинаниям и считаю, что у их «революции» предел есть.
Глобализация – понятие экономическое, означающее глобализацию труда и капитала. Замечу, что чем сложнее экономическая система, тем упрощеннее в ней рассматривается человек. Оперативным умом созданы сложные системы жизнедеятельности, угрожающие жизни. Почитайте статью Маринэ Восканян «Зомбиленд» о Homo Economicus’е.
«Экономикус» обладает четырьмя главными качествами:
1. Он действует на конкурентном рынке, что предполагает его минимальную взаимосвязь с другими экономическими людьми. «Другие» – это конкуренты.
2. Экономический человек рационален с точки зрения механизмов принятия решений. Он способен к постановке цели, последовательному ее достижению, расчету издержек в выборе средств такого достижения.
3. Экономический человек обладает полнотой информации о той ситуации, в которой он действует.
4. Экономический человек эгоистичен, то есть он стремится к максимизации своей выгоды.
Именно эти допущения приводят к тому, что экономическое поведение рассматривается как область, свободная от всего «человеческого». Будто бы занимаются бизнесом, играют на бирже, работают и совершают покупки не те же самые люди, которыми движут весьма разнообразные мотивы – тут и стремление быть в безопасности, и тщеславие, и азарт, и потребности в любви и уважении, и зависть, и борьба за мир во всем мире, – а какие-то абстрактные роботы. И главное – будто бы в своих поступках эти люди вовсе не руководствуются своими представлениями о том, что хорошо, а что плохо.
В политической сфере она (глобализация) сопровождалась десуверенизацией (сносом в архив Вестфальских, читай Ялтинских, договоренностей).
В социокультурном плане мы живем в парадигме постмодернистской философии с ее методом деконструкции и вынуждены «кушать, что дают». Методологическим основанием сложившейся вкупе с ней идеологии служит «новая кибернетика», претендующая на универсальность.
Термин «кибернетика» в современном понимании как наука об общих закономерностях процессов управления и передачи информации в машинах, живых организмах и обществе впервые был предложен Норбертом Винером в 1948 году. В древности термин «кибернетика» использовался Платоном в контексте «исследования самоуправления» в «Законах», для обозначения управления людьми. Термин «кибернетика» изначально ввел в научный оборот Ампер, который в своем фундаментальном труде «Опыт о философии наук» (1834–1843) определил кибернетику как науку об управлении государством, которая должна обеспечить гражданам разнообразные блага. Объектом кибернетики являются все управляемые системы. Системы, не поддающиеся управлению, в принципе, не являются объектами изучения кибернетики. В экономике в рамках проекта Киберсин попытались ввести кибернетическую административно-командную экономику в Чили в начале 1970-х. Эксперимент был остановлен в результате путча 1973 года, оборудование было уничтожено.
В 1980-х новая кибернетика, в отличие от её предшественницы, интересуется «взаимодействием автономных политических фигур и подгрупп, а также практического и рефлексивного сознания предметов, создающих и воспроизводящих структуру политического сообщества. Основное мнение – рассмотрение рекурсивности, или самозависимости политических выступлений, как в отношении выражения политического сознания, так и путями, в которых системы создаются на основе самих себя».
Голландские учёные-социологи Гейер и Ван дер Зоувен в 1978 году выделили ряд особенностей появляющейся новой кибернетики. «Одной из особенностей новой кибернетики является то, что она рассматривает информацию как построенную и восстановленную человеком, взаимодействующим с окружающей средой. Это обеспечивает эпистемологическое основание науки, если смотреть на это с точки зрения наблюдателя. Другая особенность новой кибернетики – её вклад в преодоление проблемы редукции (противоречий между макро- и микроанализом). Таким образом, это связывает индивидуума с обществом». Гейер и Ван дер Зоувен также отметили, что «переход от классической кибернетики к новой кибернетике приводит к переходу от классических проблем к новым проблемам. Эти изменения в размышлении включают, среди других, изменения от акцента на управляемой системе к управляющей и фактору, который направляет управляющие решения. И новый акцент на коммуникации между несколькими системами, которые пытаются управлять друг другом».
Последние усилия в изучении кибернетики, систем управления и поведения в условиях изменений, а также в таких смежных областях, как теория игр (анализ группового взаимодействия), системы обратной связи в эволюции и исследование метаматериалов (материалов со свойствами атомов, их составляющих, за пределами ньютоновых свойств), привели к возрождению интереса к этой всё более актуальной области.
И что-то подсказывает мне, что радикальные адепты этой области знания «окончательно и бесповоротно» всей радикально-гностической мощью решили избавить «корабль современности» от онтологического «балласта». На этом месте возникает множество вопросов. Так ли управляем мир, как это описано разными теориями, в том числе теорией управляемого хаоса? В этом смысле конспирология – оборотная сторона новой кибернетики. А этот самый хаос как-то соотносится с библейской бездной? Она констатирована, как присутствующая в начале. Не упоминается, как сотворённая, в отличие от неба и земли. Имеет пространственную или иерархическую ограниченность (тьма находится над ней). Вместе с тьмой сориентирована пространственно или иерархически относительно того, кто видит, что тьма именно над бездной, а не наоборот (бездна над тьмой). Тьма над бездной = бездна под тьмой. Бесконечное протяжение (начинается на границе с тьмой, без дна = без конца). В иудейском богословии бездна (техом) перекликается по смыслу (и этимологии) с понятием шума, суеты, тщеты, пустоты в плане бессмысленного существования, бытия, ничего из себя хорошего не представляющего. Она – это море/океан бессмысленного бытия.
Из Библии. Ветхий Завет, Псалтырь (пс. 41, ст. 8): «Бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих». Аналог известной русской поговорки «Беда не приходит одна».
«Ты положил меня в ров преисподней, во мрак, в бездну… и всеми волнами Твоими Ты поразил [меня]… ибо я стал как… между мертвыми брошенный, как убитые, лежащие во гробе» (Пс 87:4–6, строки переставлены)
25 ноября 2008 года мы с моей внучкой Полишей, гуляя в парке, развлекались предложенной ею игрой в «хрустенье снега»: прыгали, принимая причудливые позы на маленьких сугробиках на траве. Размышляя о смысловом кризисе и мнении Рассела Л. Акоффа[13], в какой-то момент я поняла, что элитные группы ХХ века с его развитием науки и научной психологии забыли о строителях Вавилонской башни, попытались перехитрить Канта и создать иллюзию обладания и управления трансцендентным, превращения его в имманентное. И застыла, осознавая свое маленькое открытие.
– Почему ты не прыгаешь? – спросила Полиша.
– Мне в голову пришла интересная мысль.
– Какая?
– Честно?
– Да, говори, как есть.
Сказала, как есть. Потом перевела на понятный детский язык. Приблизительно так: время мы для удобства делим на столетия со дня Рождества. Столетие – это…
– Сто лет.
– Предыдущее было двадцатым, нынешнее…
– Двадцать первое.
– Иллюзия – это, когда кажется, а, на самом деле, не так. Трансцендентное – то, что невозможно понюхать, потрогать, увидеть и полизать.
– Как воздух?
– Нет, воздухом мы дышим, нюхаем его. А это, как Ангел Хранитель, поняла?
– Да.
– А имманентное – это то, что можно потрогать, понюхать, полизать. Так вот, некоторые люди стали думать, что им удалось схватить трансцендентное. А это невозможно, потому что невозможно.
Знаете, она поняла и обрадовалась: стала прыгать еще веселее. Про Канта и Вавилонскую башню расскажу ей при случае.
Обобщая вышесказанное, скажу так: те, которые вращают штурвал, возможно «Титаника», еще могут многое, но не все. Бог не фраер. Поэтому я и пишу обо всем этом, чтобы успеть прыгнуть на «мой маленький плот».
В каком мире живем? Глобальном. Куда идем[14]? Пока еще – в экономике – к глобализации труда и капитала, а в международном праве – к десуверенизации государств. Китай – против? Еще кто-то? Убедим, дожмем, на крайний случай – проигнорируем. Учение нетократов[15] всесильно, потому что оно верно, мимо его семантических сетей рефлектирующая амеба не проплывет. Я когда-то написала нигде не опубликованную статью «Секулярные идеологии и антиидеологизм как инструменты манипуляций сознанием», где писала о том, что
Идею и поле ее приложения разделяет пространство для манипуляций. Идеологии дают «окончательные ответы» на онтологические вопросы со спекулятивных позиций. Антиидеологизм закрывает пути к поиску ответов на вызовы времени и оставляет будущее в качестве заложника у капитанов доминирующей западной цивилизации, успешно загоняющей себя в тупик и «магическими заклятиями» пытающейся сделать китайский феномен фигурой умолчания. Кстати, панкитаизм – очень любопытная тема, но само явление хронологически «сдвинуто» ближе к современности.
У капитанов доминирующей западной модели цивилизации повреждена связь между «физикой» и метафизикой, называемая философами дистинкцией[16]. Поэтому «физикой» они злоупотребляют, диалектику игнорируют, а метафизику ненавидят, подменяя установлениями работу над поиском определений. В результате они, увлекаясь манипулятивными технологиями, рубят корни дерева, на котором живут.
Довольно широкое распространение получила идея о том, что в современном мире идеология исчезает (Д. Белл, Р. Арон, С. Липсет) «Конец идеологии» осмысливался на рубеже сороковых и пятидесятых годов как следствие фундаментальной реконструкции общества в ходе НТР, резко ограничивающей масштабы политической борьбы внутри либеральных демократий. «Во всем западном мире есть сущностное согласие интеллектуалов по политическим проблемам: приятие государства благосостояния, принцип децентрализации управления, смешанная экономика и политический плюрализм. Это и значит, что идеологический век кончился», – писал Белл.
О культурном ландшафте, возникшем в этих условиях. В этом плане любопытна статья «Диктат меньшинства» И. Медведевой и Т. Шишовой, опубликованная 30 мая 2013 (http://zavtra.ru/content/view/diktat–menshinstva–/), где авторы пишут:
«Со времен перестройки мы, казалось бы, уже привыкли к тому, что деятели так называемого андерграунда (или, говоря по-русски, подпольного искусства) вышли из своего подполья и обрели достаточно большие возможности публиковаться, выставляться, ездить за границу, получать гранты. Нельзя, правда, сказать, что вместе с перечисленными возможностями к ним пришло широкое признание, но его нехватку легко было компенсировать уверением себя и друг друга, что элитарное искусство всегда было, есть и будет достоянием вовсе не большинства, а узкого круга утонченных ценителей. Да и новый креативный класс (который, впрочем, так себя тогда не именовал), а также поддерживавшие его чиновники на большинство внимания не обращали. И большинство постепенно смирилось с тем, что элитарным искусством теперь называется всякая мура, а за другое (которое молодые представители креативного класса презрительно называют "отстой") денег особо не платят и международным признанием не балуют. Но и гонениям не подвергают. В общем, установился некий пусть аномальный, но все же баланс.
Однако в последнее время этот баланс явно стремятся нарушить и уже существенно нарушают. Причем, отнюдь не в сторону восстановления нравственной и эстетической нормы, как можно было бы предположить по заявлениям Президента о необходимости выработать идеологию на основе нашей тысячелетней традиции.
Во всяком случае, в Москве вдруг стали отдавать крупные театры, а также Дома культуры, выставочные залы и т.п. под начало тех деятелей культуры и искусства, которые, похоже, поставили перед собой цель разрушить последние, уже порядком истончившиеся, но все еще сохраняющиеся моральные преграды, не позволяющие человеку превратиться в нелюдь.
С представителями «актуального искусства» боятся связываться, как с дворовым хулиганом, за которым маячат куда более солидные представители уголовного мира. Причина страха ясна: в случае необходимости покровители придут мальцу на подмогу. Соответственно, возникает вопрос: с какой стати солидные уголовники будут защищать шпану? Тут одно из двух. Либо хулиган доводится кому-то из них родственником, либо (что гораздо более вероятно, а в рассматриваемом нами случае так оно и есть) он им зачем-то нужен.
Обратите внимание, как настойчиво муссируются в новых «шедеврах» темы садизма, садо-мазохизма, вызывающе грубого секса. Никакая это не случайность, а хладнокровное программирование поведения будущих беспредельщиков. Именно так ведут себя потом в реальной жизни современные боевики и террористы. Разумеется, не все становятся террористами. Подавляющее большинство людей не склонно к революционной активности. Они хотят просто нормально жить, растить детей в мире и спокойствии. Но значит ли это, что они всегда лояльны (ведь так спокойнее) к действиям власти?
Нет! Законопослушные граждане, так сказать, люди порядка бывают возмущены, видя государственную поддержку разного рода «человекособак». Им все эти гебоидные безобразия (гебоиды – психиатрические больные, для которых характерно подростковое поведение и соответствующие выходки) под вывеской contemporary art органически противны. Вот что говорит известный американский политик консервативного толка Патрик Дж. Бьюкенен, в красках описывая те же самые процессы, происходящие у него на родине в США: “Американских детей вынуждают расти в культуре, которую их родители считают упаднической, если не сказать демонической. Правительство использует налоги на финансирование того, что эти люди называют убийством нерожденных младенцев. Они вынуждены отправлять детей в школы, которые грозят подорвать религиозность молодых. Им велят бросить попытки жить по библейским законам, ибо это сегодня запрещено конституцией. Такова цена мира в культурной войне, и неудивительно, что для миллионов христиан она слишком высока… Это совсем не то общество, в котором хотят жить эти люди. В глазах молчаливого большинства правительство теряет свою легитимность. Это большинство не прибегнет к насилию, поскольку состоит из людей, не склонных к насильственным действиям, однако оно начинает относиться к правительству как к инородному телу и искать пути освобождения из-под пяты доминирующей декадентской культуры”».
В общем, гроша не стоит – глядит рублем.
О реалиях постмодерна, в котором живем. Английский историк Арнольд Тойнби в своем шеститомном труде «Постижение истории», опубликованном в 1947 году, характеризовал «век постмодернизма» как новую страницу в истории западной цивилизации, когда подвергаются эрозии такие традиционные понятия, как нация, государство, гуманизм.
Английская исследовательница, профессор университета Дэрхам, Патриция Во предлагает следующую трактовку значения слова «постмодернизм» у А. Тойнби: эра постмодерна станет четвертым и заключительным этапом западно-европейской истории, фазой беспокойства, иррационализма и беспомощности. В этом мире логика пустится в бесконечное плаванье по волнам сомнений, будучи не в состоянии бросить якорь ни в одной тихой гавани универсального учения об истине и справедливости. Мир окончательно утратит системность и гармоничность и предстанет поприщем хаотического взаимодействия случайностей. Изменится и отношение к искусству: оно больше не будет почитаться как высшее творение человеческого духа, шедевры искусства превратятся в простой товар. В культуре, где все добытое человечеством знание сведется к дискурсу, нельзя будет больше говорить о трансцедентальном. Исчезнет та внешняя точка опоры, на которую можно было встать, чтобы дать объективную характеристику культуре. Останется только совокупность фрагментарных «взглядов изнутри»: микрополитика, микроэкономика, частные микронауки и фрагментарные дискурсы.

ЧУТЬ-ЧУТЬ О ПОНЯТИЯХ
Ризома (фр. rhizome «корневище») – одно из ключевых понятий философии постструктурализма и постмодернизма, введенное Ж. Делёзом и Ф. Гваттари в одноименной книге 1976 года и призванное служить основанием и формой реализации «номадологического проекта» этих авторов. Ризома должна противостоять неизменным линейным структурам (как бытия, так и мышления), которые, по их мнению, типичны для классической европейской культуры.
В этих условиях, чтобы разобраться, представляется необходимым рассматривать Sine ira et studio (Без гнева и пристрастия – Тацит) максимально полные личный и отечественный «тексты» в максимально полном мировом контексте. Как? Попробую подступиться к контексту.
Модный в 1980-е годы Э. Тоффлер, описал в своей «Третьей волне» главный конфликт XX века следующим образом: цивилизация модерна втянула общества Первой волны и оставшиеся первобытными народы в денежную систему, создала глобально интегрированное рыночное пространство. Для Тоффлера не было принципиальной разницы между социалистическим Востоком и империалистическим Западом, которые оба, с его точки зрения, представляли собой единую цивилизацию Второй волны[17].
Не могу не согласиться и констатирую притом: нынешнее состояние мира характеризуется растущим и подходящим к критической точке разрывом между ментальностью и жизнью как феноменом. Такой вот диссонанс эпохи[18]. О нем Кристофер Лэш написал:
В картине мира западной философии «знать» оказалось в расколе с «делать», теория – с практикой, голова – с телом.
Для начала договоримся, что есть реальность (синхронная и диахронная) с одной стороны, и ее описания, спекулятивные, или претендующие на объективность, – с другой. На нас воздействует и то, и другое, интерферируя и складываясь в сложные конфигурации, под влиянием опыта и внутренних установок, включающих и коды из архетипов бессознательного, в том числе коллективного. И, в немалой степени, – пропаганды и манипуляций сознанием. Такое множество конфигураций в информационном поле можно рассматривать в системе координат: сознательное–бессознательное, личное–коллективное. Кроме того, наше ментальное состояние проявлено дискретно: «переваривание» «реальности» происходит на фоне бытовых потребностей, эмоционального восприятия, физического статуса и пр.
Вы скажете, что это плоскостная модель. Да, если игнорировать «перпендикулярную» этой плоскости метафизическую составляющую и специфику ее трансценденции[19] и наших асценденций[20]. Отмечаю здесь, лишь, что я принимаю во внимание это, как «три в уме».
«Ибо метафизика, – как сказал Сартр, – не чисто теоретическая дискуссия об абстрактных понятиях, уходящая от опыта, а живое усилие объять изнутри удел человеческий во всей его полноте».

Часть вторая
ЧТО БЫЛО РАНЬШЕ
В каком-то смысле историю человечества (скромно так: за последние две с половиной тысячи лет, то есть с «осевого времени»[21]) можно рассматривать как историю смены мотиваций. Она следует за сменой ценностей. А ценности эти, по–моему, лежат в центре нашего сознания, как личного, так и коллективного, если позволительно условно представить наше сознание как сферу с центром. Кроме того, каждый из нас взаимодействует с миром «из себя», становясь «для себя» его условным центром. Так пусть у этого центра будет своя «святая святых» в центре.
Про ценности в центре сознания хранившиеся. Они сменялись по условной схеме: религиозный миф–героизм–любовь–алчность. Я попыталась понять, вокруг чего организовывался основной сыр–бор, что было кислородом для огня, энергией действия и пришла к выводу, что современный «дух времени» насыщен следствиями завершения комплекса длинных, средних и краткосрочных циклов, характеризующихся логикой изменения этих оппозиций.
Для начала не будем брезговать дихотомиями, воспроизводящимися во времени и пространстве. День–ночь, жизнь–смерть, динамика–статика, созидание–разрушение, начало–конец. Апелляция к дихотомиям не означает механического следования двумерной логике. Я знаю, что существует и n–мерная логика, то есть составляющие дихотомии представляют собой еще и цельность, а системный анализ на деле «провисает» без целостного синтеза.
Мне представляется, что следуя за изменениями и сменой картин идей и концептов, в ментальной сфере, в сознании людей в истории человеческих обществ, мы можем наблюдать оппозицию, которую я обозначу как оппозицию между гностическим и мистическим теоцентризмом и гностическим и мистическим антропоцентризмом.

Гностический	Теоцентризм	Антропоцентризм
Мистический	Теоцентризм	Антропоцентризм

 
В 2007 году я была в Иране и имела беседу со жрецом зороастрийского храма в Исфагане. Я задала ему несколько вопросов. В том числе относительно популярного в эпоху Сасанидов зерванизма (гностического зороастризма), крайней формой которого стало манихейство. Позже на базе манихейства уже в христианстве появились павликианская (Византия), богумильская (Балканы), тондракийтская (Армения) ереси, изгнанные последователи которых обосновались в Европе и положили начало движениям катаров и альбигойцев, послуживших частично идеям Реформации и разным формам протестантизма, породившим специфику развития капитализма.
Вкратце ответы жреца можно сформулировать так. Идеологии, опирающиеся на гностическое основание, всегда стремятся к радикализации, поскольку в ядре своем содержат спекулятивное начало: жажду земной власти.
За последние две тысячи лет мы шли от радикального теоцентризма, через его умеренную стадию, перешли к умеренному антропоцентризму и сейчас пришли к радикальному. Между всем этим где-то размещается радикальный монизм (Бог заключает в себе и благо и зло), но я это (как и многое другое) еще не осмыслила.
Эпоха антропоцентризации началась тысячу лет назад – с Ренессанса в Византии и на территории ислама[22], и, возможно, заканчивается сейчас. Я имею в виду следующее: около тысячи лет назад взяли старт обширные искания, результаты которых докатились до Европы к четырнадцатому веку, а на Востоке они (искания) попритухли в шестнадцатом. Западноевропейская мысль по возможности избегала глубокой рефлексии на «византийскую» и «халифатскую», а уж тем более зороастрийскую темы (Вольтер, Шопегауэр и Ницше – фантазии a la), что объяснимо стремлением доказать миру свою интеллектуальную исключительность и представить некоторые ограниченность и косность как качества имманентно присущие православию, исламу и «Большому Ближнему Востоку» вообще. Все это может показаться неактуальным, если не апеллировать к закономерностям трансформаций ядровых смыслов.
Содержанием этих исканий были разнообразные формы интереса к Человеку с осмыслением и систематизацией античного и эллинистического наследий.
Наглядно это выражено в европейской живописи. Посмотрите портреты: Мемлинг, Эль-Греко, Рубенс. «Позднее Средневековье»: Погруженный в себя, обращенный к горним высям, или опущенный смиренный взгляд у моделей Мемлинга. Возлюбленная Эль-Греко еще не смотрит на нас, но заинтересована чем-то «земным», а Рубенс с женой так и говорят: «Да, мы молоды, красивы, талантливы, образованны и богаты. Присоединяйтесь!»
Эпоха Возрождения. Она, по словам Энгельса, нуждалась в титанах и породила этих титанов. Приседая в глубоком книксене перед «жившими на свете до меня»[23], не могу не отметить, что благородная программа гуманизации сознания, уделения ему достойного внимания как «образу и подобию Божию», оказалась незащищенной от вируса, из-за которого Человек узурпировал точку центра в собственном сознании, что привело, в том числе к «конфликту между культурой и цивилизацией» и мести цивилизации со стороны культуры. Ну, может быть, слово «культура» несколько смущает, скажем: традиция, консерватизм… И потонем в дефинициях. А я – человек простой и желаю плавать над рифами с удовольствием (в маске). Помните не имеющее отношения к политическому монархизму русское выражение: "без Царя в голове"? Оно о том же. Отсюда нынешний ментальный тупик и, как следствие, фамильярность с метафизикой и сдача в архив диалектики с последующими девиациями в культуре и нравах.

О МЕНТАЛЬНЫХ ПРОЦЕССАХ, ОПЕРЕЖАВШИХ ИСТОРИЧЕСКИЕ ПОСТУПКИ
Процесс шел так. Временные обозначения нужны нам как вехи. С нулевого года до 1000-го мы «имеем» зажигающийся, пламенеющий, устойчиво горящий и хорошо согревающий теоцентризм. С 1000-х Человек начинает подниматься из позы распростертости ниц перед Божьим престолом, расположенным в центре его (Человека) сознания, а затем и вовсе (с уважительным видом) мельтешить около него: приближаться, удаляться, находя тенистые уголки. В них он обтяпывает свои бытовые делишки. Так, под сенью Реформации в XVI веке европейская (западная) модель развития стартует и становится доминирующей благодаря отказу от морального запрета на ссудный процент и колониальной политике. Деньги перестают быть лишь эквивалентом товара: появляются механизмы, позволяющие делать деньги из денег. «Не говорите, что вас не предупреждали» – то, что творится сейчас с ФРС, финансовыми пузырями и пр. – следствие разворачивания системного фактора. Тогда гром не грянул. «Правильным путем идем, товарищи!»
Затем. А может, догадываются избранные умники, сидящий на престоле – мираж, привидевшийся недостаточно просвещенным предкам? И осторожно оттаскивают престол в «чулан» (а вдруг пригодится?). Наступает век Просвещения. Так происходит изъятие Бога из ментального центра. Французская революция вытаскивает трон из «чулана» и вдохновляет Человека запрыгнуть на него в виде Марианны с обнаженной грудью, триколором в одной руке и ружьем – в другой[24]. Остепенившись и приодевшись, она великодушно разрешает сомневающимся: «Верите – имеете право, но это ваше частное дело, а жить будете по секулярным принципам. Не вздумайте нам навязывать свои». Разные формы протестантизма, огородившись «оправданием верою»[25], ловко приспособились к этой новизне, а католицизм и православие обиделись, посопели и стали играть по навязанным правилам, примирившись с ролью «фиги в кармане». Ислам, иудаизм, буддизм и прочие до сих пор делают вид, что их это не особо и касается, внушив себе: «Пусть трогаются умом, мы подождем. Когда окончательно съедут с глузду, мы встанем во весь рост во всей красе и, ужо, им покажем». Они не учли главного: «сумасшедший» – прекрасный манипулятор, умеет кого надо, когда надо, сталкивать лбами и отлично знает, что все упомянутые ребята так привыкли жить в скрюченной неспортивной позе, что уже считают ее естественной. Кроме того, все они не учли того, что, эта цивилизация существует за счет объедания других, а, помирая и заваливаясь, может задавить всех. Есть один выход – трансформировать ее.
Ха-ха! Скажете: утопия. Слово «утопия», означает «неместо», «место, которого не существует», «место, которого нигде нет».
«Мало того, похоже, что в постмодернистском контексте с его ускоренным крушением мечтаний и надежд выброшена на свалку, как и все обанкротившиеся идеологии и идеи, утопическая функция, неотделимая от присущего homo sapiens'у индивидуального и коллективного воображения»[26].
Так что и большая часть современных «насупившихся» представлена своими профаническими двойниками. В общем, да здравствует Метанойя[27]!
Возникают два главных вопроса: кто трансформирует Запад, а за ним всех остальных, и как? У меня есть предложения, но я покамест приберегу их. Оговорюсь лишь, что немалую помощь в этом деле нам может оказать теория традиции, которой посвятил свою монографию «Священное Предание и секулярная традиция» мой хороший знакомый В. Аверьянов.
Нетократия. Халифат и джихад. Неоосманизм, торжество Поднебесной, Евросоюз, БРИК с его запоздавшим модерном (из сундука все той же Великой французской революции), Проект «Россия» с его туманным монархизмом без проекта развития, – все это самообман.
«Ситуация в мире характеризуется беспорядком. Это едва ли требует документального подтверждения, это очевидно. Кроме того, по наблюдениям Лесли Джелба (1991), перспективы усовершенствования не многообещающие: “возникающий мир требует новой программы внешней политики и новых лиц, которые будут исполнять эту новую программу. Проблема в том, что те же старые эксперты продолжают вести внешнюю политику и большинство из них лишь смутно понимают мир, который они контролируют. В действительности, только несколько человек вне правительства и внутри его имеют подготовку и навыки понять происходящее, не говоря уже об осуществлении новой повестки”.
Реформа тут не поможет, необходимы два типа трансформаций. Первый – трансформации того пути, которым нации и международные институты осуществляют глобальные отношения, и второй – трансформация пути, которым системные мыслители коллективно ведут продвижение систем. Второе должно предшествовать первому, если мы хотим получить какие-то изменения в глобальном беспорядке.
Реформации и трансформации – не одно и то же. Реформации сосредоточены на изменении средств и методов, которые система использует для достижения преследуемых целей. Трансформации вводят изменения в сами преследуемые цели. Питер Дракер выявил это драматическое противоречие, когда показал разницу между осуществлением намерений правильно (суть реформации) и осуществления правильных намерений (суть трансформации).
Правильно делая неправые дела, мы погрязаем в неправоте. Когда мы делаем ошибки, творя неправые вещи, и улучшаем свои действия, мы становимся все более неправыми. Если же мы ошибаемся, делая правильные вещи, и исправляем ошибки, мы становимся более правыми. Поэтому лучше делать правильные дела неправильно, чем неправильные дела правильно. Это очень важно, так как практически каждая проблема, с которой сталкивается наше общество, есть результат того факта, что наши лидеры публичной политики делают неправильные вещи, и стараются потом их сделать правильнее»[28].
Тем не менее, другой мой хороший знакомый Д.А. Журавлев заметил, выслушав мой взгляд на современность: «Система пока устойчива. Энтропия[29] закончилась. Маятник затухнет, тогда система рухнет. А ценностью в ней становится не личность, а организм».
Да, этот захватывающий дух процесс «антропоцентризации» тормозился инерционными равновесными факторами, действие которых окончательно затухло к сегодняшнему дню, когда на накрытом «пост-постмодернизмом» и нео-гуманизмом (я называю его радикальным антропоцентризмом) столе остались муляжи и объедки смыслов. И уже, кажется, что ни убрать с него, ни поесть. Человек, поставив себя в центр мира, объявив себя главной ценностью и, соответственно, антиценностью[30], пришел к концептуальному тупику, озаренному когнитивным диссонансом.
В сложившихся обстоятельствах «многополярный мир» может стать проекцией постмодернизма (с его ацентризмом), перенесшим «смерть субъекта» (по Фуко), или «мультипликацию (раздвоение) личности»[31], сочетанное с шизофреническими признаками, – на политику и международное право.
Фуко – историк настоящего. Он мыслитель, мыслящий посредством истории. Перед своими исследованиями Фуко ставил следующие задачи:
· воссоздать археологию современных знаний о субъекте;
·расшифровать генеалогию современной власти и всей современной западной цивилизации;
·написать особую онтологию настоящего, которая мыслится областью пересечения других трёх онтологий: онтологии субъекта в его отношении к самому себе, онтологии субъекта в его отношении к другим людям и институтам в поле власти, онтологию субъекта в его отношении к истине в поле знания.
Творчество Фуко проходит под знаком трёх заимствованных у Канта вопросов:
· Что можно знать?
· Что следует делать?
· Что есть человек?
Согласно этой последовательности история мысли самого Фуко распадается на три периода:
· «археологический»;
· «генеалогический»;
· «период эстетик существования».
В своём творчестве Фуко развивал основной фонд идей французского и европейского Просвещения в реалиях западной культуры второй половины XX века. Основной объект исследований Фуко – изучение бессознательного различных исторических эпох, и этот интерес Фуко сближает его с Франкфуртской школой. В шестидесятые годы Фуко разрабатывает концепцию европейской науки на основе «археологии знания», имеющей своим ядром «знание–язык». Все известные теории науки и культуры Фуко относит к «доксологии». В 1970-е годы на первый план в работах Фуко выходит тема «знания–насилия», «знания–власти». В 1980-х в творчестве философа появляется понятие «субъекта» и рассматривается тема сексуальности, а вместе с ней – вопросы этики, морали и свободы.


Нацистский проект как часть фашистского стал категоричной антиценностной формой воплощения капиталистического проекта. Альтернативный капиталистическому марксистско-ленинский проект поставил в центр сознания не Человека «ва-аще» и не Сверх-Человека, а Нового человека, в чем было его коренное отличие[32]. Почитайте статью из ЖЖ: http://zina–korzina.livejournal.com/696057.html. Вот краткая цитата:
Символ сталинской эпохи – это парад физкультурников, который проводится утром.
...Образ Третьего Рейха – это ночные факельные шествия.
Цивилизация, поклонявшаяся мистике ночи, проиграла солнечным спортсменам, как ночь всегда проигрывает дню. Гитлер проиграл Сталину не только, как вождь, но и как «дизайнер».
И вот что интересно – пресловутая эстетика Рейха, как правило (но не всегда, конечно же), привлекает грязноруких порнографов, сатанистов, извращенцев или просто людей с неустойчивой психикой, слабых, безвольных. Они к ней тянутся, как к некоей палочке-выручалочке. Эстетика зла как бы помогает им стать... не сильнее, нет, агрессивнее. Советская эстетика – красота дня и света – не может привлекать девиантных людей. Она нравится здоровым людям. Потому что она лучится здоровьем, счастьем и солнечностью. И – Победой.
Однако и он, этот порожденный модерно-хилиазмом проект, не избежал морально-исторических издержек и, начиная с 1970-х годов ХХ века, терял свою категоричность и дрейфовал в сторону капиталистического[33].
Соответственно им (изменениям) менялись ценности и антиценности, отношение к теодицее и антроподицее. До Французской революции эти оппозиции, если и выходили за пределы монотеистической картины мира, то такие выходы можно считать, скорее, маргинальными. После нее монотеизм, постепенно теряя свой огонь, уходит в факультатив. В XX веке после второго Ватиканского собора провозглашается китайский принцип: пусть растут все цветы, и Цивилизация подсаживает себе ген полицентричности. Появляется новое язычество. Постмодернизм, постдемократия, неогуманизм и прочая фигня.
«Основное отличие неогуманизма от его предшественников заключается в том, что он не подкрепляется решительно никаким правдоподобным метафизическим или социальным проектом, говоря популярно – ни Богом, ни прогрессом». Андрей Серегин (там же).
А вот, как выразил свою тревогу вполне просвещенный православный христианин, мой приятель Игорь Друзь:
«Итак, можно предположить, что будущая всемирная религия будет зациклена на политических проблемах мира сего, на легитимизации новой всемирной власти, совмещая примитивный языческий мистицизм с нео-либеральной политической идеологией. Это, скорее всего, будет пантеистический монизм, когда единый “бог” и его земное “воплощение” – всемирный диктатор, будет совмещен с кучкой божков всех религий, с “культом природы”, “возврата к естественному состоянию” (падшему и греховному естеству), зачатки чего были еще в писаниях Руссо. В этом плане ситуация будет несколько напоминать дела в языческой Римской империи, где культ императора пронизывал все его владения и был обязательным для всех, а государственная терпимость к локальным мелким божкам покоренных народов способствовала их лояльности к центру. То есть “новые мусульмане” будут искренне уверены в том, что не отходят от учения Мухаммеда, даже валяясь пьяными, “новые христиане”, повторяющие мантру о том, что “молиццо и постиццо – непродуктивно” будут думать, что любят Христа куда больше, чем всякие там “злые бабки”, исполняющие каноны и следующие традиции. Тем более что извращение религии будет подано как “возврат к истинным истокам”, “возрождение извращенных норм”. Канадский писатель и публичный деятель Майкл О`Брайен говорит по поводу этих учебников, что западная цивилизация находится в глубочайшем кризисе:
“Получается, что государство поощряет инцест, который в большинстве цивилизованных стран считается уголовным преступлением”. “Больше не осталось никаких моральных стандартов, ни духовных истин, которые могут противостоять “воле к власти” и “воле к удовольствию”. Большинство цивилизаций признают, что детям необходим период их жизни, во время которого они остаются невинными. А теперь государство, а именно Германия, поощряет обструкцию этого состояния невинности.
Германия, как государство, само начало разрушать семейную жизнь своих граждан, поощряя новый уровень саморазрушения”. В заключение О`Брайен процитировал слова британского писателя и мыслителя Гилберта Честертона, оказавшего влияние на большинство писателей прошлого века, начиная с Шоу и заканчивая Хемингуэем и Толкиеном: «Когда люди прекращают верить в Бога, они не начинают ни во что не верить, просто теперь они способны поверить во что угодно»”. Игорь Друзь (статья в Интернете).
А я еще добавлю из Честертона:
«…спарили оккультизм с порнографией, материалистическую чувственность… помножили на безумие спиритизма. Из Гадаринской легенды… изгнали только Христа; и бесы, и свиньи – с нами!».
На сегодня исчерпали аргументацию, дровишки для поддержания огня закончились, копаемся в пепле. «Бог умер» и не воскресает, «автор умер». Человек умирает, а если он, нынешний, не умрет, умрет Земля. Вот такая встреча с бытием: «Ты пришла, меня нашла, а я растерялся!» Когда в сердцах потухает огонь религий откровения, его остаточный жар уходит на формирование субкультурных моделей у рассудительных и «теплохладных», а те, у кого мысли коротенькие, как у Буратино, тратят его на насилие. Так, в результате мы рискуем обречь себя на существование в тенетах «профанических двойников»[34], способных лишь множить копии с несуществующих оригиналов[35]. И тогда – тоска смертная на пиру у манипуляторов. Для выражения таких сложных многовалентных состояний лучше обратиться к поэзии.

Данте, Божественная комедия, Ад, песнь третья.
31 И я, с главою, ужасом стесненной:
"Чей это крик? – едва спросить посмел. –
Какой толпы, страданьем побежденной?"
34 И вождь в ответ: "То горестный удел
Тех жалких душ, что прожили, не зная
Ни славы, ни позора смертных дел.
37 И с ними ангелов дурная стая,
Что, не восстав, была и не верна
Всевышнему, средину соблюдая.
40 Их свергло небо, не терпя пятна;
И пропасть Ада их не принимает,
Иначе возгордилась бы вина".
43 И я: "Учитель, что их так терзает
И понуждает к жалобам таким?"
А он: "Ответ недолгий подобает.
46 И смертный час для них недостижим,
И эта жизнь настолько нестерпима,
Что все другое было б легче им.
49 Их память на земле невоскресима;
От них и суд, и милость отошли.
Они не стоят слов: взгляни – и мимо!"

И еще.

А.Фет «А.Л. Бржеской»
Далекий друг, пойми мои рыданья,
Ты мне прости болезненный мой крик.
С тобой цветут в душе воспоминанья,
И дорожить тобой я не отвык.
Кто скажет нам, что жить мы не умели,
Бездушные и праздные умы,
Что в нас добро и нежность не горели
И красоте не жертвовали мы?
Где ж это всё? Еще душа пылает,
По-прежнему готова мир объять.
Напрасный жар! Никто не отвечает,
Воскреснут звуки – и замрут опять.
Лишь ты одна! Высокое волненье
Издалека мне голос твой принес.
В ланитах кровь, и в сердце вдохновенье. –
Прочь этот сон, – в нем слишком много слез!
Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идет, и плачет, уходя.

Эти теплохладные иерархии религий, постарались забыть об ОГНЕ.
Не страшись моих золотых риз, не пугайся блистания моих свечей.
Ибо они – лишь покров над моей любовью, лишь щадящие руки над моей тайной.

Я выросла у древа позора, я упоена крепким вином слез,
Я – жизнь из муки, я – сила из муки, я – слава из муки,
Приди к моей душе и знай, что ты пришел к себе.
Гертруд фон Ле Форт. Из «Гимнов к Церкви»

В этом и генезис проблемы нынешнего мирохозяйствования. Ведь отказ от запрета на ссудный процент в XVI веке в этом контексте и последующий тип развития капитализма были обусловлены именно «антропоцентризацией». Как я упоминала, с шестнадцатого века шел процесс развития современного капитализма. За счет каких основных ресурсов? Человеческого и природного. До научно-технической революции важнейшим был – человеческий (в физическом и интеллектуальном планах), после – природный и интеллектуальный. Количественный человеческий стал уходить на второй план. Неравномерность цивилизационного охвата и культурный протест ему привели к сегодняшней картинке, когда поздно подключившиеся к модерну страны, такие как Китай и Индия, имеющие в качестве фундамента и горючего для топки – традиционное общество, затянули к себе реальный сектор экономики[36].
С начала 1970-х заговорили о необходимости спасения окружающей среды. На остаточный радикальный антропоцентризм, потесненный нео-язычеством, наложились новые декларативные императивы.

НАДЕЖДА
Подведем итог. Диалектика, не побоюсь этого слова, подсказывает, что следующим этапом жизни человечества при трансформации доминирующей западной цивилизации станет накаленный монотеизм с опорой на трансцендентальность и отходом от ацентризма[37]. Догадываюсь, что носителем этого огня вряд ли станет закопавшаяся в администрировании церковная иерархия[38]. Если это так, и разгорающийся свет монотеизма обозначается в конце тоннеля, то стоит поискать отражение этого света в наших сердцах.

[1] «…жизнь и смерть предложил Я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое» (Втор., гл. 30,19).
[2] Карусель смерти, англ. Death mill. Природное явление, состоящее в том, что один или небольшая группа муравьёв, на первый взгляд совершенно беспричинно начинает бегать по замкнутому кругу, постепенно вовлекая в свой бесконечный цикл всё больше и больше других муравьев. Муравьи продолжают свой бег до тех пор, пока не падают замертво, и муравьиный круг продолжает своё вращение до полного истощения, оставляя за собой полчища погибших. Впрочем, объяснения не находит и тот факт, что иногда небольшая группа муравьев все же покидает этот круг обреченных.
[3] В своем главном сочинении «Введение в науки о духе» (нем. Einleitung in die Geisteswissenschaften, 1880), а также в «Построении исторического метода в науках о духе» (нем. Der Aufbau der geschichtlichen Methode in den Geisteswissenschaften, 1910) Дильтей резко противопоставляет науки о духе наукам естественным (к которым Дильтей относит и эмпирическую психологию), изучающим явления путем эмпирического анализа, между тем как наука о духе имеет дело с непосредственной психической деятельностью – переживанием – и поэтому должна отстаивать свой, специфически соответствующий ей метод.
[4] Наличное бытие, здесь-бытие, «Я есмь». По Хайдеггеру («Время и бытие»), оно наделено качествами «вопрошания и метафизической заботы».
[5] Статья «Не смех Христа».
[6] Термин впервые появился в 1953 году.
[7] Higgs boson – элементарная частица, элементарный бозон, квант поля Хиггса, с необходимостью возникающий в Стандартной модели физики элементарных частиц вследствие хиггсовского механизма спонтанного нарушения электрослабой симметрии. По построению, хиггсовский бозон является скалярной частицей, то есть обладает нулевым спином. Постулирован Питером Хиггсом в его фундаментальных статьях, вышедших в 1964 году. В рамках Стандартной модели отвечает за массу элементарных частиц. Бозон Хиггса первоначально был предсказан в теории, и после нескольких десятков лет поиска 4 июля 2012 года представители ЦЕРНа сообщили, что на обоих основных детекторах БАК наблюдалась новая частица с массой около 125-126 ГэВ/c². Имелись веские основания считать, что эта частица является бозоном Хиггса. В марте 2013 года физики ЦЕРНа подтвердили, что найденная полугодом ранее частица действительно является бозоном Хиггса.
«Модель законов природы с чудесами» статья Масао Ниномия Хольгера Нильсена. Такое предположение высказали физики-теоретики японец Масао Ниномия из института Юкавы в Киото и датчанин Хольгер Нильсен из института Нильса Бора. В их работе говорилось о том, что бозон Хиггса открыть нельзя. Большой поток таких бозонов противоречит законам природы, и природа сама позаботится о том, чтобы этого не случилось. Под «чудесами» они подразумевают события, противоречащие законам природы. Из теории следует, что есть некая сила, которая следит за тем, чтобы не происходило никаких чудес, в данном случае скопления в одном месте бозонов Хиггса. А если такая опасность все же возникает, то эта сила сразу же насылает «античудеса». Экономический кризис ученые тоже считают «античудом».
[8] В 2000 г. вышел художественный фильм «Чужая земля» (På fremmed mark) датского кинорежиссера Ааге Райс-Нордентофта. Герой – Якоб – деревенский парень из Дании, попавший в миротворческую бригаду ООН в Боснии. На чужой земле каждый ищет точку опоры, и Якоб подружился с циничным и несдержанным сержантом Хольтом. Когда тот предложил ему сопровождать в горах группу богатых искателей приключений, Якоб с радостью согласился. К его ужасу «туристы» оказались хорошо вооруженным отрядом, готовым для испытания острых ощущений устроить в сербской деревне по другую сторону границы охоту на людей. Выйти из игры Якоб может только в цинковом гробу. Когда об охоте на людей читаешь в романе Германа Гессе «Степной волк», то все чувства говорят: держись, с метафорического каната не упадешь! Я не знаю, опирался ли автор фильма «Чужая земля» на реальные факты, но при просмотре теряется ощущение грани между художественностью и документальностью.
[9] Беру в кавычки, потому что разбираться в этом удобнее, исходя не из теории кризисов, а из теории катастроф. А так, о ситуации в этой сфере см., например, здесь: http://www.zlev.ru/163/163_32.htm.
[10] Вспоминается анекдот о чукче, посетившем брежневскую Москву и увидевшем лозунг: «Все – во имя человека, все – на благо человека!» Он хитро прищурился и сказал: «Чукча знает этого человека!»
[11] См., например, «Смерть Запада» Бьюкенена.
[12] Для равновесия. В одном журнале, вышедшем в Австрии в начале XIX века, русский был описан следующим образом: "Характер Русняков, общий всем славянам, недоверчив, обманчив, лукав, без малейшей нравственности, без религии, непослушный начальству, в высшей степени тупой и грубый, предан пьянству и разврату". Более того, некоторые немецкие писатели и публицисты – в частности, известный немецкий политический писатель Густав Дитцель – сравнивали русских и славян с неграми: "…русские хоть и белые, но у них есть свойства негров. Они не работают более чем нужно, и без принуждения". При этом Дитцель считал, что именно немцы удерживали Россию от распада и разорения, находясь на высших постах империи.
[13] «… Правильно делая неправые дела, мы погрязаем в неправоте. Когда мы делаем ошибки, творя неправые вещи, и улучшаем свои действия, мы становимся более неправыми». Об этом ниже.
[14] Александр Неклесса. Постмодерн как феномен истории и культуры. Неопознанная культура. Гностические корни постсовременности. 2002.
[15] Александр Бард, Ян Зодерквист. Книга «Нетократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма». Низший класс современного мира – это люди, которые способны только потреблять. Их единственная работа – участвовать в системе потребления, не производя никаких новых ценностей. По-английски таких людей называют «диванными картофелинами» (couch potatoes). Из интервью Барда: «Люди не должны собираться вместе больше чем на три года. Потому что, в конце концов, люди устают от какой-то однотипной совместной работы, и у них появляется желание двигаться дальше. Вообще, мобильность – это одна из главных характеристик нетократа… Последний раз, когда в мире существовала глобальная политическая структура – это время Римской Империи. Тогда огромным преимуществом была знание латыни. И сейчас, для успеха в глобальном мире, требуется знание английского. Человек не может быть нетократом, не говоря свободно по-английски. Мы называем этот новый международный язык «сетевой латынью». Отсюда преимущество для англосаксонских стран (Англии, США, Канады, Австралии), и для стран Скандинавии, в которых английский стал вторым официальным языком». Кумиры Барда: Делёз, Спиноза, Ницше.
[16] Дистинкция (от лат. distinctio – различение), термин, обозначающий познавательный акт, в процессе которого фиксируется различие между предметами и явлениями действительности или между элементами сознания. «…Подлинная мыслительная виртуозность есть не просто дистинктивно-дескриптивная универсальность, но еще и такая, которая является целью и назначением для постепенного, последовательного и систематического дистинктивно-дескриптивного взаимного перехода. Иначе универсальность рассыплется на дискретное множество абстрактно противопоставленных и разделенных элементов» (А.Ф. Лосев «История античной эстетики. Итоги тысячелетия». Кн.I).
[17] Элвин (Олвин) Тоффлер (англ. Alvin Toffler; родился 4 октября 1928 года) – американский социолог и футуролог, один из авторов концепции постиндустриального общества. В его основных работах проводится тезис о том, что человечество переходит к новой технологической революции (сверхиндустриальной), то есть на смену первой волне (аграрное общество) и второй (индустриальное общество) приходит новая, ведущая к созданию информационного, или постиндустриального общества. Тоффлер предупреждает о новых сложностях, социальных конфликтах и глобальных проблемах, с которыми столкнётся человечество на стыке XX и XXI вв. «Шок будущего» (Future Shock), «Третья волна» (The Third Wave), «Метаморфозы власти» (Powershift: Knowledge, Wealth and Violence at the Edge of the 21st Century), «Война и антивойна» (War and Anti-War).
[18] Превращение бытия в «шум», едва ли не мешающий симулякрам жить в собственном мире, наиболее полно представлено в книге Ж. Делеза «Шум бытия».
[19] ТРАНСЦЕНДЕНЦИЯ (от лат. transcendere – переступать) – в самом широком смысле означает переход границ между двумя областями, в особенности из области посюстороннего в область потустороннего (трансцендентного). В метафизическом понимании трансценденция – переход из сферы возможного опыта (природы) в сферу, лежащую по ту сторону его.
[20] Асценденция – (восхождение) всей человеческой реальности к Богу.
[21] Осевое время (нем. Achsenzeit) – термин, введённый немецким философом Карлом Ясперсом для обозначения периода в истории человечества, во время которого на смену мифологическому мировоззрению пришло рациональное, философское, сформировавшее тот тип человека, который существует поныне. Ясперс датирует осевое время 800–200 годами до нашей эры. По его мнению, все учения осевого времени (которые в изменённом виде существуют до сих пор) отличаются рационализмом и стремлением человека к переосмыслению существовавших до этого норм, обычаев и традиций. Некоторые доосевые цивилизации (Древний Египет, ассиро-вавилонская цивилизация) не смогли приспособиться к изменениям и прекратили своё существование.
[22] Это время раскола христианства, распада Халифата, поражения государства Саманидов.
[23] Арсений Тарковский.
[24] Эжен Делакруа «Свобода, ведущая народ».
[25] Православие, как и древние Восточные Церкви, включая Армянскую, не признает оправдания верою.
[26] Аинса Ф. Реконструкция утопии.
[27] Покаяние, repentance
[28] Рассел Л. Акофф «Трансформация в продвижении систем». Более подробно об изменении дизайна нашего общества и его основных институтов см. Redesign Society by Russell L. Ackoff and Sheldon Rovin, Stanford University Press, Stanford, California, 2003. Ссылки: Gelb, Leslie H., "Fresh Faces" in The New York Times, December 8, 1991, pp. 50-551. Ortega y Gasset, Jose, Mission of the University, Norton, New York, 1966. Schon, Donald A., Beyond the Stable State, Random House, New York, 1971.
[29] Энтропи́я (от др.-греч. ἐντροπία — поворот, превращение) — в естественных науках мера беспорядка системы, состоящей из многих элементов.
[30] Почитайте что-нибудь о «теологии после Освенцима». А еще К.Лоренца «Агрессия».
[31] Неточное наименование диссоциативного расстройства идентичности.
[32] Если не поддаваться пропаганде, то следует учитывать, что во время голода 1930-х в США умерли пять миллионов человек, а Румыния почти обезлюдела. Кроме того, любопытно отметить, что «коммунистический проект» берет свое начало в хилиастических представлениях о тысячелетнем Царствии Божьем. Хилиа́зм (от греч. χῑλιάς, «тысяча»), или Милленари́зм (от лат. mille, «тысяча») — учение, в основе которого лежит буквальное толкование пророчества Откр.20:1-4, говорящего о тысячелетнем Царстве Иисуса Христа на земле в конце истории.
[33] В 1970 году Римский клуб по совету известного специалиста в области системной динамики профессора Дж. У. Форрестера предложил Деннису Л. Медоузу, тогда еще совершенно неизвестному 26-летнему ассистенту Массачусетского технологического института, возглавить группу по разработке модели мирового развития. Эта модель должна была показать, что произойдет в мире, если сохранятся существовавшие на тот момент времени тенденции роста населения, промышленного и с/х производства, нерационального использования невозобновимых природных ресурсов, загрязнения окружающей природной среды. В 1972 г. был готов доклад «Пределы роста». В 1992 г. вышла новая работа группы авторов под руководством Д. Медоуза – «За пределами роста». В 2004 г. вышла третья версия книги – «Пределы роста. 30 лет спустя». Содержательным советским ответом на этот доклад стал содоклад тому же клубу академика Дж. Гвишиани и исследовательская деятельность возглавляемого им Института системного анализа. Медоуз – человек уже старый и очень разочарованный. Его попытки найти новые источники идей относительно судеб мира потерпели неудачу.
[34] Выражение Аркадия Ровнера.
[35] В современное употребление слово симулякр ввел Жорж Батай. Также этот термин активно используется такими философами, как Делёз и Бодрийяр. Ранее (начиная с латинских переводов Платона) оно означало просто изображение, картинку, репрезентацию. Например, фотография — симулякр той реальности, что на ней отображена.
[36] Модернизация, по Ю.Хабермасу, это переход от традиционного общества – к индустриальному. Нынешнее западное общество, включая и Россию, находится в постиндустриальной фазе. Имя нового, заявленного Президентом курса, заложило непреодолимое противоречие в общественное сознании, давно исчерпавшее ресурс традиционности. В этих условиях изменения будут носить декоративный, а не прорывный характер, становясь «правильными» действиями в «неправильном» направлении.
[37] АЦЕНТРИЗМ. Фундаментальная установка постмодернистской философии, базирующаяся на радикальной критике классических представлений о структурности и фундированная отказом от презумпции наличия выделенных (как в топологическом, так и в аксиологическом отношениях) точек и осей пространственной и семантической среды. Согласно постмодернистской ретроспективе, «регулярным образом центр получал различные формы и названия. История метафизики, как и история Запада, является историей этих метафор и метонимий... Все эти названия связаны с фундаментальными понятиями, с первоначалами или с центром, который всегда обозначал константу наличия — эйдос, архэ, телос, энергейя, усия (сущность, субстанция, субъект), алетейя, трансцендентальность, сознание или совесть, Бог, человек и так далее» (Деррида).
[38] То же относится и к постнеклассической науке. По-видимому, трансформация вообще начнется ближе к научной сфере под действием императива самосохранения.

Джерело